Павел Лукша – профессор Московской школы управления СКОЛКОВО – уверен: Россия нуждается в гуманитарных инновациях не меньше, чем в технологических, а на мировом рынке мы сможем победить, только если перестанем бояться своего национального характера
– Какой вы видите Россию в 2035 году?
Прогнозировать будущее России гораздо сложнее, чем будущее мира.
Во-первых, мы сильно зависим от выбора приоритетов развития страны небольшим количеством стейкхолдеров. Что и как они осознают, предсказывать сложно, поэтому Россия во многом не подчиняется мировым трендам развития.
Во-вторых, инновации в России сильно зависят от внутренней экономической и социальной конъюнктуры: подует ветер в одну сторону — будет один запрос, в другую — другой.
В-третьих (и сейчас будут хорошие новости), мне кажется, в последние годы мы начали осознавать свою специфическую роль на планете Земля. Я участвую в работе нескольких глобальных проектов, растущих из России, и этот опыт показал мне: от русских не ждут, что они станут делать предсказуемые и понятные вещи, как в «нормальных» странах.
У нас здесь любят повторять: «Давайте 10 лет поживем как нормальная страна и тогда у нас появятся линейное развитие и предсказуемый прогресс». Но это не то, что нужно от нас миру. От России принципиально ждут выкидонов.
Я бы назвал это так: мы в мировом пространстве весь 20-й век были и будем много лет еще таким геополитическим трикстером. Не только геополитическим, но и шире: трикстером в самых разных смыслах. Мне кажется, что в логике нормальной страны жить не будем.
– Получается, наша самость и потребность иметь свой уникальный путь могут стать драйверами для технологического развития страны?
Многое в системе принятия решений не только в России, но и других стран сегодня диктуется теперь не потребностями, которые рационально просчитываются, а стремлением так или иначе «щелкнуть мир по носу».
Мне кажется, эта тенденция усиливается, а будущее, в которое мы движемся – то, что называется VUCA (volatility, uncertainty, complexity, ambiguity) – это реальность, которая держится вовне не на рациональных основаниях.
И в таких условиях квазирациональное историческое обоснование, что «наш особый путь требует от нас обороноспособности и самостоятельности, а следовательно, самостоятельной технологической политики» вполне себе нормально звучит.
– Получается, мы должны быть частью мирового технологического сообщества, но при этом не бояться, скажем так, заниматься инновациями «с русским акцентом»?
– Да, вы очень точно ухватили. Именно таков мой тезис.
– Приведите примеры, как это работает.
Я участвую в проектах, которые больше носят гуманитарный характер. Например, Global Education Futures (GEF) (Глобальное будущее образования) – нигде не распиаренный, но по факту единственный пришедший из развивающихся стран think tank, добившийся мирового признания в области именно стратегического развития образования. Мы запустили что-то — и вдруг вокруг именно русской группы начали собираться мощные силы и возникло международное движение образовательных инноваторов, в котором участвуют 15 стран. Когда мы начали действовать, зарубежные партнёры сказали нам: «А что это вы, ребята, пытаетесь мимикрировать под скучных европейцев-американцев. Где русская революция? Дайте нам революцию!» Эксперты, которые руководят большими университетскими сетями, начали требовать, чтобы мы отчебучили чего-нибудь этакое. И это нас выбило в достаточно уникальную позицию, потому что мы смело начали двигаться туда, куда до этого никто соваться не рисковал.
Или когда Юрий Мильнер приезжает, начинает инвестировать в прорывные проекты и делает конкурс на разработку технологии отправки людей на Альфу Центавра – что очень по-русски – это очень хорошо воспринимается. Или мои друзья, например, покупают в Сан-Франциско бывший католический храм и переделывают его в стартап-хаб… Такие вещи, которые выглядят очень нестандартно, но при этом достаточно точно попадают в повестку могут стать визитной карточкой России.
Русские инновации и «русский акцент» предполагает, что мы кошку Мурку отправим на Луну завтра условно без скафандра — и она вернется живая. Какой-то полный абсурд, провоцирующий реакцию: «Зачем они это сделали? Но очень круто!»
– И всё же, на какие тренды нам придётся равняться?
Можно с уверенностью сказать, что Россия будет стараться вписаться в следующую волну технологической эволюции. Она будет стремиться как-то проявиться в пространстве новых технологий, включая экзотические, типа нейротеха. Будет вынуждена обновить под это дело систему образования.
Я считаю, что акцент на технологических инновациях — это такая устаревшая специфика России, которая не может принять тот факт, что на самом деле все основные задачи лежат не в области технических, а в области гуманитарных инноваций, социальных. На самом деле, потенциал к развитию возникает на стыке: с одной стороны, это про цифровизацию систем управления, а с другой — про внедрение тех самых горизонтальных технологий коммуникации, приучения разного рода граждан разговаривать между собой и обсуждать проблемы, например. То же самое нужно делать в области образования, где также нужно учить людей самостоятельно учиться.
– Регулярно слышатся пожелания о том, чтобы технологии помогли нам сохранить привычный уклад нашей жизни и традиционные ценности. Вы же говорите о необходимости воспитания нового человека. Нет ли тут угрозы конфликта интересов?
К этому можно отнестись по-разному. Я не утверждаю, что гуманитарные инновации обязательно должны идти в одном ключе.
Например, на заре компьютерной эпохи существовали разные подходы к тому, как строить архитектуру компьютеров. И даже были компьютеры с троичной логикой, которые, правда, не выиграли в силу ряда причин, но тем не менее успешно работали .
Сейчас, мне кажется, мы находимся в похожей ситуации относительно собирания управленческих моделей 21 века, построенных на комбинации цифры и этих самых гуманитарных технологий. И они могут быть очень разными.
К примеру, Китай показывает нам пример гуманитарной инновации, которая сохраняет китайскую самобытность, оберегает ведущую роль старейшин и прочих традиционных персонажей в организации общественной жизни, но при этом, несомненно, является большим шагом вперед.
Может быть, я говорю сейчас вещи, которые сам ценностно и не одобряю до конца. Но они решают задачу, и я думаю, что довольно эффективно.
– Каких действий вы бы ждали от руководства страны и сообщества инноваторов в ближайшее время?
Летом я делал выступление на Форуме стратегических инициатив, и говорил о том, что попытка разделить инновации на технические и гуманитарные — это ложное представление 20-го века, которое пора отбрасывать и изживать.
Мой главный тезис был такой, что в логике вхождения в чисто технологические рынки мы, скорее всего, можем выиграть только на нестандартных ходах. И нас как Россию именно так воспринимают.
Беседовал Илья Переседов